Ярило - имя какого-то славянского божества и название весенних праздников, справлявшихся в разных местностях России до начала XIX века. Происхождение слова толкуется неодинаково. Производя его от санкритского корня ar, греческого er - "действие возвышения, движения вверх", одни ученые находили соответствие между славянским Ярилом и санскритским А'rvan - "быстрый, стремительный, бегущий" (эпитеты солнца), сближая с греческим Eros (М. Мюллер "Сравнительная мифология", "Летописи русской литературы" Н. Тихонравова , V, отд. I, 113 - 114); другие предпочитали санскритское rnomi - "воздымаюсь", греческое airo - "поднимаю" (Н. Кареев "Главные антропофорические боги славянского язычества", "Филологические Записки", 1872, V, 53); третьи находили те же звуки в славянских словах "ярый", "яриться", "ярына", "ярица", "ярец", чешский jar, словацкий jarice, польский jarzyna и т. д., и видели в корне "яр" значение "стремительности, быстроты, силы, света, весеннего или восходящего солнца". Отсюда божество Ярило имело атрибуты: "распространяющий весенний или утренний солнечный свет, возбуждающий растительную силу в травах и деревьях и плотскую любовь в людях и животных, юношескую свежесть, силу и храбрость в человеке" (П. Ефименко , "Записки Императорского Русского Географического Общества по отделению этнографии", 1868, том II, 79 - 112). Ввиду того, что Ярило не фигурирует в памятниках древней письменности, некоторые ученые готовы были видеть намек на Ярило в отрывке из "Слова христолюбца": "словене веруют в Перуна" "и в Сима, и в Рыгла", то есть в "Ерыла", причем припоминали италийские названия Геркулеса - Erullos (греч.), Herilus (А. Фаминцын "Божества древних славян", СПб., 1884, 226 - 228); другие считали Ярило древнерусским праздником "вакханалий, буйств, пьянства, великого разврата" и отождествляли божество Я. с славянским идолом, в суздальской летописи носящим название Яруна (М. Макаров "Предания" и т. д., I, 45); третьи не сомневались в идентичности Ярила и Яровита балтийских славян, бога скотоводства и плодородия (Касторский "Начертание славянской мифологии", 59; Срезневский "О языческом богослужении у древних славян", 10 - 11; Макушев "О быте и нравах славян", 88; Афанасьев "Поэтические воззрения славян на природу", I, 270 и другие); наконец, вариант последнего имени, Руевит, наводил на предположение о происхождении его от корня ru (ср. славянское "ръвати"), благодаря чему славянское божество получало значение "освобождающего землю от ледяных покровов" (Н. Кареев, там же, 55). Сохраняя за предложенными толкованиями относительное правдоподобие, можно установить только общность имени Ярило со словом "ярый" - "белый", как например, в былинах старой записи (П. Шеффер "Сборник Кирши Данилова", СПб., 1901, 10, 45, 69, 92 и другие). Суффикс "ило" не есть окончание причастной формы (мнение П. Ефименка), а обычное окончание уменьшительных или ласкательных имен вроде Добрило, Гостило, Чурило, "ветер-ветрило" в Слове о полку Игореве и др. Примеры из других языков (болгарский Борило, хорватский Stanilo, древнепрусский Girdillo, древненемецкий Badilo и т. п.) выдают несамостоятельное происхождение подобных имен и отношение их к соответствующим полным мужским (Г. Гинкен "Древнейшие русские двуосновные личные имена", "Живая Старина", 1893, II, 451), тем более что в документах XVII века упоминаются московский стрелец Ивашко Ярило, астраханец Иван Ярило и другие (Н. Тупиков "Словарь древнерусских имен", СПб., 1903, 457). Возможно также, что большинство имен вроде Яровой, Ярой, Яромир, Ярополк, Яропуй, Ярослав, Яруй, Ярыга, Ярычи и т. п., вместе с местными названиями "Ярилово", "Яриловичи", "Ярило поле", "Ярило роща", "Ярило долина", наконец, "Ярило день" (ярмарка) - одного корня с Ярилом. Подробных описаний праздников в честь Ярила до нас не дошло. Известно только, что у белорусов в конце апреля вечером собирались девушки, выбирали из своей среды одну, наряжали ее в белое, на голову клали венок, в правую руку давали череп (толкование мифологов: "побежденная зима и ночь"), в левую - ржаные колосья ("плодородие земли"), сажали ее на белого коня ("юный всадник" - бог солнечного света), а сами становились вокруг и пели песни в честь Ярила ("Прибавления к Журналу Министерства Народного Просвещения", 1846, I, 21). У малороссов тот же праздник совершался в воскресенье после всесвятского заговенья и состоял в погребении соломенного изображения мужчины и причитаниях по поводу смерти "доброго божества". Великорусские ярилины праздники отличались большим разнообразием и в разных местностях были приурочены к разным срокам, преимущественно к концу июня, причем замечалось двойственность ритуала: 1) выбирался старик, которого одевали в пестрый кафтан, украшали лентами и бубенцами, напаивали и затем устраивали вокруг него "игрища" с кулачным боем и хороводами; при этом толпа потешалась над Ярилом; 2) приготовлялось небольшое мужское чучело с половыми органами и зарывалось в землю с плачем, после чего начинались игры и пляска (Терещенко "Быт русского народа", V, 99 - 104; VI, 187 - 191; Костомаров "Славянская мифология", 30 - 33, 49 - 51; Снегирев "Русские простонародные праздники", IV, 55 - 58 и др.). Отсюда выводилось предположение о слиянии двух отдельных общерусских праздников: возрождения Ярила в начале весны и его смерти в конце весны или же двух великорусских: Ярило-мужчины и Костромы-женщины. Вакхический характер празднеств, соединенный с обычаем "поневестывания" в некоторых местностях, давал основание сближать их с праздниками в честь Адониса, как бога солнца (Костомаров), или же Озириса и Изиды, Деметры, Прозерпины, Венеры, наконец Гермеса и Вакха, о которых говорит Геродот (Шепнинг "Мифы славян", 60); иные видели в тех же празднествах намек на чествование Ареса, Эрота или Приапа, "смотря по свойству жителей и климату" (И. Снегирев "Русские простонародные праздники", IV, 61); иные считали Ярило покровителем браков, вроде германского Fro, причем атрибуты Руевита балтийских славян были перенесены на Ярило (Н. Кареев, там же, 55), или же находили, что Ярило, Святовит и сицилийский Herilus - одно и то же лицо (Фаминцын, там же, 232) и т. п. Ближе к истине оказался Сахаров , который еще в 1849 г. уклонился "от всяких предположительных заключений" ("Сказания русского народа. Народный дневник", СПб., 1885, 213) и отказался от общих положений мифологической теории, видевшей в каждом обычае воспоминание о смене зимы и весны, лета и осени. Столь же неудачны оказались попытки О. Миллера найти в двойственности обрядов в честь Ярила соответствие такой же черте в изображении Купалы ("Записки Императорского Русского Географического Общества по отделению этнографии", II, 112 - 114), и П. Ефименка - переживание языческого ритуала в народном представлении о Егории Храбром, изображаемом на коне и окруженном волками, причем русское имя "Юрий" он не задумался сближать с корнем яр ("юркий" равняется "ярый"). В настоящее время не существует более празднеств, связанных с именем Ярила и вызвавших энергичные протесты со стороны духовенства, начиная с первых времен христианства на Руси. В истории этой борьбы против языческих обрядов особенно известно "Слово" епископа Тихона Задонского , который в 1765 г. писал, что "из всех обстоятельств праздника сего видно, что древний некакий был идол, называемый именем Ярило, который в сих странах за бога почитаем был, пока еще не было христианского благочестия; а иные праздник сей называют игрищем". По мнению Афанасьева, искоренению "игрищ" в честь Ярила предшествовало перенесение их на другие сроки, "так как по своему вакханальному характеру подобное бесстыдие не соответствовало святости поста и церковного праздника" ("Поэтические воззрения", III, 721 - 722). А.И. Яцимирский.