Бабиков (Константин Иванович) - русский писатель шестидесятых годов. Первая повесть его "Детские годы в деревне" помещена в "Русском Вестнике" (1861, ¦ 5) и возбудила надежды на появление нового беллетристического дарования: в ней тепло, хотя и не без примеси сентиментальности, изображена неприглядная жизнь в нашей дореформенной захолустной деревне. Петербургские журналы открыли свои страницы начинающему провинциальному романисту. В 1863 году явилась его повесть "Захолустье" в журнале "Время" (¦ 4), в следующем году в "Эпохе" - роман "Глухая улица" (¦ 10 - 12) и в 1867 году в "Отечественных Записках" "Лукавый попутал", замоскворецкие нравы (¦ 7). Оба эти произведения вышли в Москве и отдельными книгами в 1869 году. Наконец, в 1869 году напечатан в "Заре" рассказ: "Штабс-капитан Бубенцов и девица Плисова". Этим и закончилась его журнальная деятельность. Лучшим его произведением остается "Глухая улица" - верная картина жизни московских углов, родоначальница "Неведомых", "Растеряевых" и других глухих улиц, появившихся с тех пор в нашей беллетристике. Присоединив к этому роману первую повесть автора и его очерк замоскворецких нравов в "Отечественных Записках", получим все, что есть лучшего в произведениях Б. Все остальное относится уже к области спекуляции. Так, в 1870 году он составил "Продажные женщины" - картины публичного разврата на Востоке, в средние века, в античном мире и в настоящее время. Это уже чисто порнографический сборник, хотя и выкроенный из серьезных книг Паран дю Шателе, Поля Лакруа и других, но изданный с прямой целью подействовать на эротические наклонности полуобразованной массы. Затем, рассказав об углах и глухих улицах все, что он успел подметить, Б., не находя более подходящих сюжетов в тесной сфере некрупного дарования, начал писать очерки и сцены для уличных иллюстрированных и юмористических листков: "Развлечения", "Будильника" и прочих. Том мелких рассказов Бабикова вышел в Москве в 1872 году в сборнике под общим заглавием: "Тишь да гладь", а в следующем году, в начале августа, Б. умер от чахотки, в крайней нужде, 32 лет, увеличив только собою число неразвившихся дарований и несбывшихся надежд русской литературы.